16 февраля — день памяти равноапостольного Николая, архиепископа Японского (1912)

«Один японец благородного происхождения во время гражданской смуты был вынужден бежать в Россию, женился на русской девушке и у него родился сын — Николай До», — наивно повествует трогательная японская легенда о происхождении архиепископа Николая (Касаткина), третьего из прославленных в лике равноапостольных русских святых.

«Сначала полюби тех, кому хочешь рассказать о Христе, затем сделай так, чтобы они тебя полюбили, а потом говори им о Христе», — повторял святитель Николай Японский. Именно ему предстояло открыть для России Японию, а для японцев Россию. Его действительно полюбили, любят и чтут и сегодня.

Посетивший святителя протоиерей И. Восторгов (будущий священномученик) писал в начале ХХ века: «Не было человека в Японии, после императора, который пользовался бы в стране такою известностью. В столице Японии не нужно было спрашивать, где Русская Православная Миссия, довольно было сказать одно слово "Николай" <…>. И православный храм назывался "Николай", и место миссии также "Николай", даже само Православие называлось именем "Николай". Путешествуя по стране в одежде русского священника, мы всегда и всюду встречали ласковые взоры, и в словах привета и разговора по поводу нас мы улавливали слухом среди непонятных слов и выражений незнакомого языка одно знакомое и дорогое: "Николай"…»

Родители будущего святителя диакон Димитрий Иванович Касаткин и его супруга Ксения жили на Смоленщине в селе Береза. С ранних лет мать и отец прививали сыну основы православной веры. Рано потеряв мать, мальчик всю жизнь хранил икону Смоленской Божией Матери из родительского дома как величайшую святыню. Ему удалось поступить в богословскую школу на казенное содержание, а в 1857 году юношу в числе лучших учеников приняли в Санкт-Петербургскую Духовную академию.

Закрытая для иностранцев на протяжении многих столетий Япония в XIX веке начала выходить из самоизоляции. По договору, заключенному в 1855 году между Японией и Россией, в японском порту Хакодате было открыто русское консульство и при нем устроена церковь. Консул И.А. Гошкевич направил в Синод прошение прислать в Японию священника с высшим духовным образованием, который мог быть одновременно и настоятелем церкви, и миссионером.

В 1860 году выпускник Санкт-Петербургской Духовной академии Иван Касаткин поначалу не обратил особого внимания на объявление с предложением Синода кому-нибудь из оканчивающих академию приступить к проповеди Православия в Японии. Но во время всенощного бдения Иван почувствовал, как Глас Божий коснулся его души, он понял: воля Божия ехать в Японию именно ему, и не женатым священником, а монахом.

Начальство сочувственно отнеслось к решению студента Иоанна Касаткина, и 24 июня 1860 года Иван Дмитриевич был пострижен в монашество с именем Николай. В «объятия Отча» звала его Церковь, и он радостно пошел им навстречу, отдав на служение Церкви молодость, все свои дарования и всю свою жизнь. 29 июня, в день святых первоверховных апостолов Петра и Павла, он был рукоположен в иеродиакона, а 30 июня, в день Собора 12-ти апостолов, то есть в престольный праздник академической церкви — во иеромонаха.

Дорога до Японии была долгой и трудной. Николай фактически проехал всю страну: Урал, Сибирь, Дальний Восток, где на перекладных, где пешком преодолевая огромные расстояния. И только спустя год, 14 июня 1861 года, на военном корабле он прибыл в японский порт Хакодате.
Впоследствии святитель Николай вспоминал: «Когда я ехал сюда, то много мечтал о своей Японии. Она рисовалась в моем воображении как невеста, поджидающая моего прихода с букетом в руках. Вот пронесется в ее тьме весть о Христе и всё обновится… Тогда я был молод и не лишен воображения, которое рисовало мне толпы отовсюду стекающихся слушателей, а затем и последователей слова Божия, когда это последнее раздастся в Японской стране… С каким трепетным чувством я приближался тогда к Японии! Такое высокое (не могу иначе назвать, как целомудренное) настроение было тогда; крайне боялся чем-нибудь не понравиться японцам…
Юношеское увлечение, взгляд сквозь розовые очки! Каково же было мое разочарование, когда я по прибытии в Японию встретил совершенно противоположное тому, о чем мечтал! Приехал, смотрю: моя невеста спит самым прозаическим образом и даже не думает обо мне… Тогдашние японцы смотрели на иностранцев как на зверей, а на христианство как на злодейскую секту, к которой могут принадлежать только отъявленные злодеи и чародеи».

Вместо цветочных букетов и стремящихся к свету Христову восторженных толп обетованная Япония встретила иеромонаха Николая холодно и даже враждебно. Ему предстояло полвека изнурительных апостольских трудов. Не раз за это время у него опускались руки, порой пламенный ревнитель дела Божия впадал в уныние и отчаяние. Его нетерпеливое сердце, болезненно-ранимая душа, встречая препятствия на пути святой веры, медленное распространение Православия среди японцев ощущала как постоянную острую боль, обвиняя в этом себя, подчас доходя до самобичевания.

«Церковь приводит в отчаяние. <…> Самому бросить Японию страшно; не людей страшно, — хоть и совестно было бы, несказанно совестно сказать в России: "Напрасно вы надеялись на Японскую Миссию — из нее ничего не вышло, — только деньги истрачены", но Божьего Суда страшно; что-то еще невольно удерживает в Японии, быть может, это тридцатилетний навык, а быть может, и воля Божия. <…> Итак, нужно мириться с жизнью и деятельностью здесь. Отдаться на волю Божию. Терпеть дальше и стоять крепко на вверенном посту! Стоять и работать бодро, не обращая ни на что внимания — не давая себе падать, уходить в уныние, гнить без деятельности — то и будет подчинение воле Божией, — а там, что ей угодно! Итак, Господи, дай же и никогда не отнимай от меня мир и бодрость! Дай быть Твоим верным рабом! Жаждет сего душа моя, — только не может без Твоей помощи!»
16 августа 1889 года
(Из дневника святителя Николая (Касаткина)

По несколько раз в год накатывали на него длительные приступы тоски; в такие дни просвещение Японии казалось ему совершенно несбыточным, а самого себя он видел понапрасну тратящим средства благотворителей и распылявшим собственную жизнь. Но святой Николай «искал не своего, а Божиего» и побеждал свою слабость упованием на Господа, возрастая в терпении и смирении. По мере того, как росла основанная им Японская Церковь, закалялась и окрылялась мужеством душа святителя Николая.

Господь увенчал его подвиг. В начале ХХ века японский историк Наганава Мицуо писал о наследии святителя Николая: «Он оставил потомкам собор, 8 храмов, 175 молитвенных домов, 276 приходов, вырастил одного епископа, 34 священника, 8 диаконов, 115 проповедников. Общее число православных верующих достигло 34 110 человек, не считая 8170 человек, усопших ранее… А из лично ему принадлежавшего осталось только несколько предметов изношенной одежды». Юношеская мечта его исполнилась.

Но начиналось служение о. Николая по-будничному серо. В городе Хакодате, где размещалось Российское консульство, он оказался в узком кружке дипломатов, среди которых было немало маловеров, зараженных модным в тогдашних российских дворянско-чиновничьих кругах полубезбожным вольнодумством.

Следуя совету святителя Иннокентия Иркутского, отец Николай изучал японский язык, обычаи, культуру вверенной ему страны — целых восемь лет по 14 часов в сутки он посвятил изучению той почвы, на которой предстояло сеять семена слова Божия. Он изучал не только язык, но и японскую поэзию и историю, посещал буддийские и синтоистские собрания, вошел в местный литературно-философский кружок. За эти годы русский священник стал японским ученым и японским оратором. Знавший его лично востоковед Д.М. Позднеев свидетельствует: «Путем постоянного чтения японской литературы и постоянного общения с японцами отец Николай достиг удивительного знания японского разговорного и книжного языка… Богатство словаря и легкость построения фраз давали его речи силу, приводившую в восторг всех японцев». Но научные и лингвистические штудии не были для него самоцелью. За те же годы святой Николай выполнил первый вариант своего перевода Нового Завета на японский язык.

Почти 30 лет апостольского служения потребовалось святителю Николаю, чтобы прийти к спокойному убеждению: «Мой единственный смысл жизни и радость — просвещение Японии Православием, и я верю, что сие будет, верю так твердо, как верю в Бога, но достойна ли Япония ныне принять Православие или ей еще сужден полумрак — Господь весть!»

И уже незадолго до кончины святой Николай скажет своему долгожданному соратнику и преемнику, епископу Сергию (Тихомирову): «Роль наша не выше сохи… Так смотрите же, пашите! Честно пашите! Неустанно пашите! Пусть Божие дело растет! А все-таки приятно, что именно тобой Бог пахал. Значит, и ты не заржавел. Значит, за работой на Божией ниве и твоя душа несколько очистилась, и за сие будем всегда Бога благодарить».

Святителю Николаю с Божией помощью удалось совершить редкий и практически невозможный для одного человека труд — перевод Священного Писания. В течение последних 17 лет жизни во время ежедневных утренних и вечерних занятий им были переведены и многократно выверены все книги Нового Завета. Затем последовали Постная Триодь, Праздничная Минея, Паремийник, Псалтирь, Ирмологий.

16 февраля 1912 года в 7 часов вечера по токийскому времени высокопреосвященного Николая, архиепископа Японского, не стало. На следующий день о смерти миссионера знала вся Япония. «Потекли в
Миссию христиане города Токио; выражали свое сочувствие инославные христиане… Кто с поклоном, а кто и с визитной карточкой спешили в Миссию и не принявшие еще учения Христова, и не только простые граждане, но и князья, и графы, и виконты, и бароны, министры и неслужилый люд, — пишет епископ Сергий. — Но верхом почета, какой воздала Япония владыке архиепископу Николаю, было то, что сам император Японии… прислал на гроб владыке великолепный и громадный венок из живых цветов. И прислал не секретно!.. Сам император Японии увенчал победными цветами главу святителя Божия!.. Внутри венка два иероглифа: "Он-Си", т.е. высочайший дар… Начав при смертных опасностях, закончил свою деятельность в Японии владыка Николай при одобрении с высоты трона».

10 апреля 1970 года решением Священного Синода Московского Патриархата архиепископ Николай (Касаткин) был причислен к лику святых.